Дракона в "Чырвоную книгу"

Опубликована сводная статья по Прибалтике, вот тут можно её прочесть.

Обратите внимание на занимательное сходство ископаемых, и замеченных уже в нынешние времена "чудо-зверей" с тем, что описано у вас, по Беларуси. Сами легенды, с рисунками и результатами уже прошедших экспедиций, по Латвии, будут опубликованы отдельно.

Спасибо, Нектон - это отдельная большая тема, которую нужно будет сообща исследовать!

Нектон я посмотрел как с флажками - идея великолепная, будем делать.

Нектон я посмотрел как с флажками - идея великолепная, будем делать.

<{POST_SNAPBACK}>

- Ну я знал что понравится:]]] А вот чёрный крокодил без лап, и большой тёмный тритон - мне покоя не даёт. Неужто уцелели гады.

У Геродота встречаются записи, что примерно в VI веке до н. э. племена неров, жившие в основном в наиболее болотистой области Восточной Европы – Припятских болотах, были вынуждены покинуть свои исконные места и вселиться в страну будинов (юхновская культура) из-за каких-то змей, внезапно наполнивших страну.

Нашел интересный материал в сборнике «Насельнiцтва Беларусi i сумежных тэрыторый у эпоху жалеза» М., 1992. Он имеет криптозоологический подтекст.

Рассадин С.В.

"ЗМЕИ" ГЕРОДОТОВОЙ ЛЕГЕНДЫ О ПЕРЕСЕЛЕНИИ НЕВРОВ

Уже больше столетия исследователей интересует Геродотов рассказ о выселении невров из своей страны, к которому их якобы принудили какие-то загадочные змеи /IV, 105/. По мнению Ф.Брауна, если очистить этот рассказ от фантастических прикрас, то в нашем распоряжении окажется крупный исторический факт.

Историками предлагались разные толкования данного сюжета, их различия касаются и Геродотовых змей. Одни /Ф.Браун, С.М.Середонин, В.И.Семенкович/ видели в них настоящих пресмыкающихся. Другие следовали за П.Шафариком и рассматривали упоминание змей как аллегорию, за которой у Геродота скрывается племя враждебных неврам пришельцев. По Г.Трейдлеру, звучание этнонимы этого племени должно было напоминать греческое "офис"/"змея"/, что и породило соответствующую легенду. Более популярным, однако, стало объяснение возникновения этой легенды не через название, а через верования /офиолатрию/ этого племени. Предполагалось, что невров изгнал какой-то народ с тотемом змеи.

С этим народом эмеепоклонников пробовали отождествить германцев-бастарнов /Ф.Браун/, славян-венедов /М.И.Артамонов/, даже кавказских иберов /С.Н.Быковский/. Однако со временем предпочтение было отдано древним балтам - видимо, из-за того, что утвердилось мнение о змеином культе, как о балтийском отличительном этнографическом признаке / по Ф.Д. Гуревич, В.В. Седову и др/.

На археологическом материале балтскую версию идентификации Геро-дотовых "змей" попытался обосновать Б.А.Рыбаков /Геродотова Скифия. М. 1979. С.189-191/. С этими "змеями" им сопоставлена т.н. "балтская" археологическая группа скифского времени в бассейне р. Случи /волынской/. Балтское происхождение этих древностей доказывается, по Б.А.Рыбакову, отсутствием на занимаемой ими территории элементов "скифской триады", и некоторыми архаическими чертами в культуре /серпы с кремневыми вкладышами/.

Однако элементы "скифской триады" - наконечники стрел, акинак, ритоны с протомами барана - на западе Волыни все же представлены. Т.о., правильнее говорить не об изолированности, а только о провинциальности данного региона по отношению к центрам скифской цивилизации. Провинциальность, наравне с известной архаичностью волынских памятников скифского времени, вовсе не свидетельствует, конечно, именно о балтском происхождении оставившего их населения. В.А.Ильинской и А.И.Тереножкиннм эта архаичность объяснялась отставанием развития производительных сил на Волыни по сравнению, например, с соседней Подолией. Вместе с тем исследователями подчеркивалась общность происхождения волынского и подольского населения скифской эпохи от племен чернолесской культуры /Археология УРСР. Киів. 1971. Т.2. С.103/. Если с чернолесьем Волынские памятники на Случи обнаруживают генетическую связь, то с синхронными древностями севернее Припяти они не имеют ничего общего. Что, наверное, и не требует подробных разъяснений. Упомянутые Б.А.Рыбаковым серпы с кремневыми вкладышами никак нельзя считать доказательством северного или балтского происхождения. На древнейших городищах средней - северной Беларуси такие находки практически неизвестны. Они употреблялись не севернее, а южнее Волыни, не в балтской, а во фракийской среде Молдовы и западной Подолии.

Присутствие фракийцев неподалеку от юго-западной милоградской группы бесспорно, в отличие от весьма проблематичного обитания "балтов" на Случи. Фракийские переселения на восток, начавшееся еще в гальштатскую эпоху, несомненно, повлияли на этнический состав населения Правобережья. С фракийским этносом связывают племена чернолесской культуры предскифской и агафирсов скифской эпохи /по С.С.Березанской и Ю.К.Колосовской/. Агафирсы у Геродота показаны в соседстве с неврами.

Офиолатрия играла важную роль в древнефракийских верованиях, что хорошо документируют многочисленные античные источники. Почитание змей-покровителей, известное у нескольких современных народов /румын, болгар, сербов и др./, объясняется влиянием фракийского субстрата /по Т.Д.Златковской/. Если вспомнить еще о змеевидных боевых штандартах лаков, то вполне возможно говорить, вместо балтской, о фракийской принадлежности Геродотовых "змей".

"Фракийская" версия ничем не хуже, но -и не лучше версии "балтской" - может быть, есть смысл отказаться от обеих в пользу другой?

По Геродоту, часть из изгнавших, невров "змей" было порождено их собственной землею. Видеть и в этих враждебных пришельцев затруднительно. Учтем лучше, что змей-извечный и универсальный символ влаги, дождя. Учтем также, что с Геродотовой датировкой бегства невров "за одно поколение до похода Дария" /512+ 30 = 542 г, до н.э./ совпадает начало продолжительного климатического периода, сопровождавшегося на территории Европы, кроме похоладания, резким ростом увлажненности /по Е.П.Борисенкову и В.М.Пасецкому/, а, следовательно, расширением площади водоемов, болот и т.д. Вполне вероятно негативное влияние этих процессов на хозяйство населения низинных местностей, в том числе "милоградцев" западной Волыни. Тем более, что их поселения сконцентрированы на ограниченной территории, близ впадения в Горынь р.Устьи. Уменьшение пригодных для хозяйственного использования площадей вследствие негативных климатических изменений вынудил какую-то часть волынских "милоградцев" покинуть прежние места обитания, что и отражено, по нашему мнению, в переданной Геродотом легенде о бегстве невров из-за "змей".

Итак, Геродотовы "змеи" скорей не этнос, соответствующее переселение которых на Волынь археологически не подтверждается, а дожди, наводнения, растущие болота и т.д.

Нашел интересный материал в сборнике. Он имеет криптозоологический подтекст.

<{POST_SNAPBACK}>

Па тэме таксама

ЗМЯІНЫ КУЛЬТ У СЛАВЯНСКІМ АСЯРОДДЗІ (С.Я. Рассадзін)

Друкуецца па: Рассадзін С.Я. Змяіны культ у славянскім асяроддзі // Гістарычна-археалагічны зборнік №11, Мн., 1997. С. 157 - 161

Калі пачынеш гаворку аб гэтым кульце, у прыватнасці, у беларусаў, вельмі цяжка ўстрымацца і не прыгадаць паэтычныя радкі Максіма Багдановіча:

...Мы выходзім з цесных, душных

Падзямельных норак,

На зімовы цёплы вырай

Цягнемся — паўзём.

... Зіхацяць маёй кароны

Залатыя рожкі

Цёмным блескам адлівае

Уся луска мая.

Нам не трэба ні ад чога

Ноччу абароны:

Убачыць знахар — пуць усцеле

Белым палатном;

Залаты ражок яму

Я ўраню з кароны

І па белай палатніне

Дальш мы папаўзём.

Дзякуючы “Змяінаму цару”, амаль рэальнай робіцца і тая месячная ноч, і трапяпанне ведуна перад таямнічай свяшчэннай істотай…Таксама амаль адвольна прыгадваюцца думкі В.В. Сядова. “У славянскай язычніцкай міфалогіі культ змяі невядомы” (Седов, 1970. С. 177), катэгарычна сцвярджаецца гэтым вядомым даследчыкам. Ён палемізуе таксама з гісторыкам ХІХ ст. М.І. Кастамаравым. На думку апошняга, ушанаванне змей з’явілася з сярэднявечных славян у выніку запазычання ад суседзяў-літоўцаў. “Шанаванне хатніх вужоў, — чытаем мы ў М.І. Кастамарава, —

перайшло да крывічоў, і захвалася да гэтае пары ў народных звычаях беларусаў” (Костомаров, 1860. С. 20). На думку ж В.В. Сядова, падобнае запазычанне цалкам немагчыма, і распаўсюджанне

змяінага культа сярод беларускага насельніцтва нельга растлумачыць толькі ўплывам з боку балтамоўных саседзяў. Ушанаванне змей ва ўсходнеславянскім асяроддзі Верхняга Падняпроўя і Падзвіння цалкам аднесена В.В. Сядовым на рахунак старажытнабалтыйскага субстрату, да той спадчыны, якую славяне-беларусы атрымалі ад сваіх неславянскіх продкаў. Здаецца, што застаецца толькі пагадзіцца з гэтай высновай. На самой справе, офіалатрыю (ушанаванне змей) у беларускім асяроддзі цяжка разглядаць як нейкае адносна позняе запазычанне ўжо з тае нагоды, што тут яна, напэўна, мае сувязь з культам продкаў, праявай якога, канешне, трэба лічыць і трывалую веру ў дамавіка. “Першае, што кідаецца нам у вочы — заўважаў на гэты конт П. Дземідовіч, — гэта змяшэнне культа дамавіка з культам змей. Беларус не толькі ўяўляе сабе дамавіка ў вобразе змяі, Але нават па паходжанню лічыць яго ледзве не змяёй” (Демидович, 1896. С. 118). Калі параўноўваеш праявы змяінага культу ў беларусаў і балтаў, узнікае меркаванне не аб запазычаннях, а хутчэй аб агульных, вельмі старажытных, крыніцах адпаведных звычаяў і ўяўленняў. У прыватнасці, і беларусы, і літоўцы мелі практычна аднолькавыя ўяўленні аб хатніх змеях, як аб гарантах шчасця і дабрабыту. Каб зрабіць шкоду гаспадарам жытла, вядзьмачкі імкнуцца выгнаць з яго гэтых вужоў і гадзюк, наракалі беларускія сяляне (Шпилевский, 1854. С. 61). Вынішчыць “вужоў і гадаў, якія меліся ў кожнай хаце”, загадаў у 1387 г. літоўцам кароль Уладзіслаў-Ягайла, чым выклікаў, па словах Длугаша, страшэннае абурэнне ўсёй Літвы (Длугош, 1962. С. 10). Згодна з Мацеем Стрыйкоўскім, вужы і гады, “забабоны літоўскія”, тады былі вынішчаны, але Сігізмунд Герберштэйн, які наведаў Літву больш чым праз сто год, засведчыў іх ушанаванне цалкам у росквіце. І ў Яго час шмат ідалапаклоннікаў гэтай краіны тырмалі ў сябе ў хатах, “нібы пенатаў”, нейкіх givoitas, па-літоўску, ці jastzuka (“яшчарка”) або szmja (“змяя”), па-славянску (Герберштейн, 1988. С.195). Славянскія назвы свяшчэнных паўзуноў распаўсюджваліся ў часы Вялікага княства Літоўскага, напэўна, паралельна з працякаўшым тады агульным працэсам славянізацыі балтамоўнага насельніцтва. Такім чынам, офілатрыя ў беларусаў сапраўды выглядае я спадчына іх балтыйскіх продкаў і, адпаведна, як адна з яскравых праяў субстрату. Трэба, відавочна, насуперак меркаванню М.Я. Грынблата (Гринблат, 1968. С. 84), удакладніць, што беларусамі ўшаноўваўся зусім не толькі неядавіты вуж, а ўвогуле свяшчэнны гад, змяя. Увогуле, яшчэ П. Шпілеўскім засведчана на Беларусі шанаванне, разам з вужам, таксама і гадзюк (Шпилевский, 1854. С. 61). Цікава, што ў некаторых беларускіх гаворках нават сёння і гадзюка, і вуж маюць агульнае найменне — “жмяя”, ці “змяя”. Гадзюка часам называецца “вуж”, “вужака”, а сам вуж, адпаведна, “гадзіна”, ці “гадзюка” (Лексічны атлас..., 1993. С. 135). Мусіць, першапачаткова назвы накшталт дзвюх апошніх не мелі негатыўнага адцення. Гадам жа ўвогуле называлася хатняя змяя-заступніца: “гад-гаспадарык” (had-hospodarik) — так з павагай называлі яе, у прыватнасці, у Чэхіі. Чэшскія народныя павер’і аб іх, дарэчы, вельмі падобныя да адпаведных беларускіх. Як і на Беларусі, у Чэхіі таксама меркавалася, што хатняя змяя — гэта накшталт дамавіка, ахоўніка і заступніка жытла, усёй сям’і. “У некаторых вёсках сцвярджаюць нават, — пісаў аб чэхах А.М. Афанасьеў, — што ў кожнай хаце жывуць дзве вялікія змяі з дзіцянятамі; яны з”яўляюцца таямнічымі прадстаўнікамі сям’і гаспадароў. Калі будзе забіты змей-самец, то неадкладна памрэ гаспадар хаты, а калі самка, то смерць спасцігне гаспадыню. Змеі гэтыя аберагаюць хату і ўсю сядзібу ад усялякага няшчасця і клапоцяцца, каб не было аніякіх страт” (Афанасьев, 1868. С. 540). У чэхаў лічылася, што “гад-гаспадарык” жыве ў хаце пад парогам, ці ў падпеччы. За печчу меркавалася месца знаходжання хатняга змея-заступніка і ў лужыцкіх сербаў. Лужычане аднолькава, як і чэхі, палякі, беларусы з літоўцамі, лічылі што, каб пазбегнуць няшчасця, кожны гаспадар павінен добра гадаваць свайго змея, перш за ўсё, малаком. Дарэчы, уяўленні аб тым, шт змеі п’юць малако, вельмі пашыраны ва ўсім свеце. Дзе-нідзе нават лічыцца, што змяя здольная смактаць малако проста з каровінага вымені. Адсюль славянскія назвы саміх паўзуноў ці міфічных змеепадобных істот: рускае “смок”, беларускае “цмок”, польскае “smok”, “cmok”, чэшскае “zmok”, “zmek”. Але, насуперак і народным павер’ям, і Конан Дойлю, аўтару славутай “Стракатай ленты”, змеі ў прынцыпе не ў стане смактаць малако, ці нешта іншае. Іх ротавы апарат для гэтага не прыстасаваны. Мяркуецца, што павер’і аб схільнасці змей да піцця малака ўзніклі з-за некаторых асаблівасцей іх стрававання. У страўніку змяі утвараецца белаватая вадкасць, якую яна, спалохаўшыся, можа часам вывяргаць. Гэтае рэчыва і прыймаецца за каровіна малако, якога змея нібы насмакталася (Заянчковский, 1991. С. 104). Практычна аднолькавымі ў асяроддзі розных народаў былі і паданні пра змяінага цара, ці караля. Літоўска-беларускія ўяўленні аб каранаваным (варыянт: рагатым) правадыры свяшчэнных паўзуноў і аб цудадзейных якасцях яго галаўнога ўпрыгожання маюць паралелі, у прыватнасці, у адпаведных балгарскіх павер’ях. Калі нейкім чынам авалодаць каронай змяінага цара, мяркавалі балгары, то зробішся валадаром усяго свету і, у дадатак, атрымаеш бессмяротнасць. Каб набыць залаты ражок з кароны змяінага цара, на Украіне, напрыклад, патрабавался выканаць практычна той самы абрад, што і на Беларусі: пасцяліць упоперак шляху свяшчэннага паўзуна чырвоны пас, ці хустку. Дарэчы, украінскае паданне пра змяіную царыцу, “золоту годюку”, у якой зімавала адна дзеўка, запісана менавіта ў Харкаўскай губерні, г.зн., безумоўна, па-за межамі арэала старажытных балтаў. Але змяіны культу у тамтэйшым славянскім асяроддзі быў у мінулым распаўсюджаны не менш, чым на Беларусі, і ,як бачым, у даволі падобых праявах. Відавочна, што наяўнасць ушанавання змей у практычна аднолькавых формах не толькі ў беларусаў, але і ў асяроддзі паўднёвых і заходніх славян не стасуецца з адзначаным меркаваннем В.В. Сядова. Увогуле, паходжанне змяінага культа ў балгар, сербаў, як і суседніх з імі народаў Балкана-Дунайскага рэгіёна, таксама тлумачыцца ўплывам мясцовага старажытнага субстрата. Канешне, не балтскага, а фракійска-дакійскага. Гэтае пытанне вывучалася спецыялістам-фраколагам Т.Д. Златкоўскай (Златковская, 1974). Звярнем увагу па падабенства праяў офіалатрыі ў беларусаў і нашчадкаў старажытных фракійцаў (малдаван і румын). У прыватнасці, матыў змяі зафіксаваны ў дэкоры традыцыйнага беларускага жытла (Нікольскі, 1933. Мал. 20 — 22), у малдаўскай хаце выкарыстоўваўся надзвычай шырока. Выява змяі ў малдаўскай разьбе па дрэву інтэрпрэтуецца як сімвал урадлівасці і добрабыту сям’і. У Румыніі хатняя змяя (“шарпале касэй”) таксама разглядалася як гарант дабрабыту. Згодна з румынскім народным павер’ем, калі шарпале касэй чамусьці пакідае хату, чакай бяды і хваробы, а калі яна, крый Божа, загіне, абавязкова памрэ і гаспадар. Румыны і малдаване, натуральна, верылі,

што шарпале касэй п’е малако: калі спецыяльна выстаўленую талерачку потым знаходзілі пустой, тое лічылася добрым знакам. Т.Д. Златкоўская бачыць карані гэтых уяўленняў у фрака-дакійскіх культах антычнай эпохі. Сапраўды, менавіта змея з’яўлялася сімвалам і ўвасабленнем галоўных бостваў старажытных фракійцаў і дакаў: самога фракійскага Юпіцера, бога неба Збелсурда і Яго жонкі, багіні ўрадлівасці, дабрабыту і багацця Ямбадулы, фракійскіх Асклепія і Дыёніса, і інш. Калі дакі на чале са сваім царом Дэцэбалам гераічна змагаліся супроць рымскіх легіёнаў, Яны шлі ў бой пад штандартамі ў выглядзе змяі (дракона). Іх выявы змешчаны, дарэчы, на рэльефах славутай калоны Траяна. Нашчадкі старажытных фракійцаў пасля рымскага заваявання падвергліся глыбокай раманізацыі, і іх уласныя культы арганічна зліліся з шанаваннем змей, уласцівым таксама і грэка-рымскай “алімпійскай” рэлігіі. Калі потым частка мясцовага раманізіраванага насельніцтва з прыходам на Балканы перасяленцаў з-за Дунаю аславянілася, веру сваіх прашчураў у змей-заступнікаў яно захавала. У выніку тоесныя праявы гэтага культа мы назіраем і ў раманамоўных румын, і ў славянамоўных балгар і сербаў. Здаецца вельмі верагодным, што офіалатрыя ў чэхаў таксама абумоўлена спадчынай даславянскага субстрата — кельтскага, ці старажытнагерманскага ў дадзеным выпадку. Галлы-кельты з’явіліся ў землях паўночней сярэдняга Дунаю яшчэ каля сярэдзіны І тысячагоддзя да н.э., пад час свайго масіраваннага рассялення ў Еўропе. У ІІ ст. да н. э. на будучых чэшскіх землях асталявалася выгнанае рымлянамі з паўночнай Італіі кельтскае племя бойеў. За занятай імі краінай на ўсе будучыя стагоддзі замацавалася назва “Багемія”, але самі кельцкія бойі неўзабаве былі выціснутыя адтуль германскім племенем маркаманаў. Названыя кельтскія і германскія папярэднікі чэхаў належалі да народнасцяў, якім спрадвеку ўласціва ўшанаванне змей. Сярод кельтаў была вельмі пашырана вера ў цудоўныя лекавыя якасці змяінага мяса, скуры, асабліва яек. У населеных нашчадкамі старажытных кельтаў раёнах Брытанскіх астравоў змяіныя яйкі выкарыстоўваліся ў якасці амулетаў нават на пачатку цяперашняга стагоддзя. У германцаў змяінае мяса таксама лічылася магутным чарадзейным сродкам. У прыватнасці, паводле “Песні аб Нібелунгах”, забойца Зігфрыды Хаген з’еў змяю, каб зрабіцца надзвычай спрытным і хітрым. А ў нямецкай казцы пра графа Ізанга гэты персанаж, ужыўшы мяса белай змяі, пачаў разумець мову птушак (Гримм Я., Гримм В., 1988. С. 247). У кельтаў чароўныя лекавыя якасці прыпісваліся так зв. “змяіным камяням”. Немцы таксама мелі павер’е аб “Slangenstein”, г.зн. аб “камені змяі”. Гэты ззяючы Slangenstein, адпаведна народным павер’ям розных частак Германіі, упрыгожваў залатую карону караля ці каралевы паўзуноў. Адпаведна казкам братоў Грым, увесну, калі пачынаюцца навальніцы і паўзуны пакідаюць сваі норы, на свет Божы выходзіць таксама гэтая каранаваная змяя. Трэба яе падпільнаваць, і пасцяліць на шляху гэтай вялікай змяі чырвоную хустку (варыянт: паставіць талерку малака). Убачыўшы гэта, яна мусіць зняць сваю карону з чароўным дыямантам, якую тады трэба схапіць і са ўясяе моцы ўцякаць... Дакладна такое ж уяўленне аб змяінай каралеве, яе чароўнай кароне, якой можна завалодаць, разаслаўшы ў пэўны час і ў пэўным месцы белае палатно і наліўшы малака, было распаўсюджана ў мінулым сярод чэшскага народа. Чэхі, як і немцы, таксама лічылі, што валоданне змяінай каронаю надае чалавеку чарадзейныя веды, адкрывае перад ім патаемныя скарбы і т.п. (Афанасьев, 1868. С. 541 — 545). Атрымліваецца, што культ змей у чэхаў можна тлумачыць як спадчыну герамнскага субстрата, калі ўжо падобныя ўяўленні беларусаў прапанавана лічыць менавіта праявай субстрата балтыйскага. Але ёсць падставы, каб спадзявацца нарэшце пераадолець відавочную, задецца, абмежаванасць папулярнай працяглы час інтэрпрэтацыі, па В.В. Сядову. Перанясёмся ў думках да пажножжа вышынь Каўказа, дзе мы, зразумела, будзем гарантаваныя ад якіх-небудзь уплываў з боку як балтыйскага, так і германскага, кельтскага ці іліра-

фракійскага змяінага культа. У некаторых вёсках Арменіі існавала паданне пра змяю-царыцу з залатой каронай на галаве. Калі заб’еш гэтую змею, лічылі армяне, то выклічаш сапраўдную катастрофу. Бяду абяцала ў іх таксама і забойства звычайнай змяі-полаза, жоўтапузага ці пярэстага, якія раней нярэдка жылі ў армянскіх хатах. Як бачым, армянскія ўяўленні наконт змей у нечым падобныя да адпаведных, распаўсюджаных у Еўропе. Ці не маюць усе гэтыя ўяўленні агульныя, старажытнаеўрапейскія карані? Ва ўсялякім выпадку, культ нагаў (санкрыт. naga — змяя

ўвогуле і кобра ў прывтнасці) вельмі распаўсюджаны па ўсёй Індыі. Пад час свайго вялікага рэлігійнага свята Нагі-панчані вернікі-індуісты ўсяляк ушаноўваюць гэтых змей-нагаў, у тым ліку “частуюць” іх малаком. Малако, як усе мы добра памятаем з Рэдзьярда Кіплінга, налівалі для сваёй вясковай кобры і няўдзячныя землякі Маўглі... Галоўны Наг — гэта індуісткае боства, зоаантрапаморфнае і шматгаловае. Дарэчы, прыгадаем тут, што балгары таксама ўяўялялі галоўнага змея-цара двухгаловым. А ў рускіх, згодна з І.Ф. Заянчкоўскім, існавала наступнае павер’е. Калі ніхто не ўбачыць гадзюку на працягу дванаццаці год, у яе вырастае дванаццаць галоў. Калі той пашанцуе застацца неўбачанай чалавекам дваццаць гадоў, яна ператворыцца ў велічэзнага змея (Заянчковский, 1991. С. 72).Здаецца нават згаданнага ўжо дастаткова, каб меркаваць, што, калі змяіны культ і з’яўляецца ў славянскім асяроддзі старажытнай спадчынай, то зусім не ад нейкага іншаэтнічнага субстрата, а ад уласных індаеўрапейскіх продкаў саміх славян. У пэўным сэнсе змяіны культ вельмі падобны да ваўчынага. На вялічэзнай тэрыторыі, у розных гістарычных і прыродных умовах шматлікія і зуісм няроднасныя паміж сабою плямёны і народы мелі ці ўсё яшчэ маюць блізкія, ці ўвогуле аднолькавыя, уяўленні. Як аб ваўках-пераверценях (франц. лупгары, герм. вервольфы, румынск. пракіліцы, славянск. вукадлакі-ваўкалакі, венгерск: басаркоі, цюрск. башкурты і г.д.), так і аб хатніх змеях-заступніцах, як вб ваўчыцах-карміцельках, так і аб змяіных царах, ці багах. Літаральна ў калыскі для немаўлят клалі змей-заступніц і старажытныя эліны, і псіллы-афрыканцы. Афрыканскія масаі частуюць свяшчэных паўзуноў малаком гэтак жа, я у мінулым рабілі ў многіх кутках Еўропы. І ў антычнай Эладзе, і ў раннесярэднявечнай Прусіі, і ў даіспанскім Перу ўвасабленні адпаведных багоў ці багінь урадлівасці лічыліся свяшчэныя змеі, якіх трымалі ў прысвечаных тым земляробскім боствам храмах. У свядомасці старажытнага земляроба змеі, што жывуць каля вады і выказваць актыўнасць пад час павышэння вільготнасці, звязваліся з незразумелымі, таямнічымі механізамамі утварэння навальніцы, хмар, дажджу (Рыбаков, 1981. С. 191). Напэўна, падобныя ўяўленні сапраўды былі ўніверсальнымі, як і шмат іншых тоесных праяў змяінага культа. Іх узнікнене ў розныя часы ў розных народаў адбывалася, мусіць, спантанна, а не дзякуючы нейкай дыфузіі. У мінулым, як вядома, даследчыкі звычайна трымаліся пазіцый культурнага дыфузіянізма. І калі, напрыклад, у XVIII ст. у невялікай кетскамоўнай народнасці поўдня Сібіры, арынцаў, было зафіксавана адно арыгінальнае паданне, то для яго адразу адшукалі адпаведны класічны ўзор. У мінулым, гаворыцца ў гэтым паданні, арынцы былі магутным народам пераможцаў. Але аднойчы на іх напала безліч змей з чалавечымі галовамі, з лускою “бліскучай як сонца”. Арынцы змагаліся з імі, але шмат людзей загінула, а ацалелыя мусілі пакінуць сваю зямлю (Миллер, 1937. С. 182). Сапраўды, падабенства гэтага арынскага падання і змешчанай у Герадотавай “Гісторыі” легенды аб уцёках неўраў відавочна. “Атрымалая так, — перадае нам Герадод змест легенды, — што за адно пакаленне перад Дарыевым паходам (супраць еўрапейскіх скіфаў у 512 г. да н.э. — С.Р.) яны зусім пакінулі сваю зямлю з-за змей. Справа ў тым, што шмат паўзуноў з’явілася ў іх краіне, а іншыя, яшчэ больш шматлікія, прыпаўзлі да іх зверху з пустэчаў, пакуль, нарэшце, (неўры), выціснутыя імі, не пасяліліся разам з будзінамі, пакінуўшы сваю зямлю” (Геродот, кн. IV, § 105). Але, напэўна, арынскае і неўрскае паданні ўзніклі ўсё ж незалежна адно ад аднаго — як вынік працэсаў канвергенцыі, а не дыфузіі. Дарэчы, апрача лаканічнай, таксама зафіксавана і падрабязная рэдакцыя падання арынцаў. Там нагадваецца забітая змея, як прычына нашэсця яе суродзічаў, раз’юшаны забойствам змяіны цар на чале войска паўзуноў і г.д. (Костров, 1884. С. 229). Падобныя дэталі ў Герадотаўскім пераказе неўрскай легенды адсутнічаюць, але мы знойдзем аналагі ў “змяіных” паданнях славян і германцаў. У сваю чаргу, германскія сагі ведаюць вобраз зачараванй дзевы, якая ніжэй пояса мела выгляд змяі, у якую потым закахаўся прынц, і да т.п. Геракл, адпаведна, старажытнагрэчаскаму паўночна-прычарнаморскаму міфу, таксама аднойчы ўзяў шлюб з нейкай істотай двайной пароды, якая вышэй ягадзіц была жанчынай, а ніжэй — змяёй. Трэба меркаваць, што два згаданыя паданні, зноў жа, незалежныя адо ад аднаго па паходжанню, акрэсліваюць супадзенне асноўных напрамкаў розначасовых працэсаў антрапамарфізацыі змеяпадобных міфічных асоб. Вынік антрапамарфізацыі дэманструюць нам, дарэчы, і некаторыя беларускія фальклорныя сюжэты пра змеяў. У адным паданні, напрыклад, спецыяльна адзначаецца, што змей той быў “з адною галавою, у абліччы чалавечым, і гаворыць як чалавек”. У другім сюжэце змей таксама ўжо нічога не мае ад паўзуна: наадварот, ён, маўляў, “паніч такі, што хоць куды” (Романов, 1891. С. 170 — 171). Дзяўчынай хоць куды, калі меркаваць па статуях класічнага перыяду, выгляда і старажытнагрэчаская багіня здароўя Гігея. Аб ранейшым зоаморфным абліччы гэтай багіні сведчаць, аднак, абавязковы яе атрыбут — змяя, якую Гігея гадуе з чашы. Беларускія народныя песні і гульні згадваюць “Яшу”, часам — “Яшчара”, але і тады гэты “змей”, мусіць, уяўляўся ўжо як цалкам антрапаморфная істота:

— Сядзіць Яшчар

У залатым крэсле

У арэхавым кусце

Арэшачкі лушча...

“Жаніцца хачу!”

— Вазьмі сабе панну,

Каторую хочаш,

Каторую любіш... (Бессонов, 1871. С. 81 — 82).

Канешне, знешнія кантакты не маглі не паўплываць на “афарбоўку” канкрэтных праяў змяінага культа славян. У прыватнасці, вучоны пскоўскі летапісец XVI ст. замяніў мясцовую назву “яшчар” на кніжную грэчаскую “каркадзіл”. В лето 7090-е, — чытаем мы ў выніку ў Пскоўскім летапісу, — ... изыдоша коркодилы лютии звери из реки (Великой) и путь затвориша, людей много поядоша, и ужасашася людие, и моляша Бога по всеи земле; и паки спряташася, а иних избиша” (Псковский летописи, 1955. С. 263). Дарэчы, падобныя рэптыліі даўжынёй да паловы метра нібыта вадзіліся і ў нас, у Мінску, у балоце на месцы пазнейшых Татарскіх агародаў... Канешне, і “мінскі кракадзіл”, хутчэй за ўсё, міф, але ж не балтска-літоўскі, а славяна-беларускі, карані якога, напэўна, трэба шукаць у нашых паданнях аб яшчарах і змеях. Але, па некаторым звесткам, апошняя такая істота была злоўлена ўжо ў 1885 годзе, а яе чучала ўпрыгожвала нібыта кабінет дырэктара рэальнага вучылішча... (Штыхаў, 1974. С. 153). Глыбокая рапсрацаванасць змяіных матываў ў вераванняў славян, у якіх прысутнічае і таямнічая змяя-заступніца, і хтанічны каранаваны гаспадар падземных скарбаў, і нябесны змей-вясёлка (ці маланка), і, нарэшце, цалкам антрапаморфны яшчар-чараўнік, сведчыць напэўна, аб уласных славянскіх каранях дадзенага культа. Ва ўшанаванні змей славянамі трэба, па нашым меркаванні, бачыць іх уласную старажытную традыцыю, а не вынік нейкага запазычання, ці то шляхам асіміляцыі адпаведных вераванняў аславненага субстрата, ці праз кантакты з суседнімі інштаэтнічнымі прыхільнікамі офіалатрыі.

ЛІТАРАТУРА

1. Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. М., 1868. Т. 2.

2. Бессонов П. Белорусские песни с подробным обяснением их творчества и языка, с очерками народного обряда, обычая и всего быта. М., 1871.

3. Герберштейн С. Записки о Московии. М., 1988.

4. Геродот. “История”, кн. IV.

5. Гримм Я,. Гримм В. Сказки. Эленбергская рукопись с комментариями. М., 1988.

6. Гринблат М.Я. К происхождению белорусской народности// СЭ, 1968. N 5.

7. Демидович П. Из области верований и сказаний белоруссов// Этнографическое обозрение,

1896. N 1.

8. Длугош Ян. Грюнвальдская битва. М.-Л., 1962.

9. Заянчковский И.Ф. Животные: приметы и предрассудки. М., 1991.

10. Златковская Т.Д. Элементы фракийской культуры в традиционном изобразительном

искусстве и фольклоре молдаван// СЭ, 1974. N 6. C. 25 — 40.

11. Костомаров Н.И. Русские инородцы// Русское слово. 1860. Т. 5.

12. Костров Н.А. Очерки быта минусинских татар// Труды IV Археологического съезда. Казань, 1884. Т. 1.

13. Лексічны атлас беларускіх народных гаворак. Мн., 1993. Т. 1. Раслінны і жывёльны свет.

14. Миллер Г.Ф. История Сибири. М.-Л., 1937. Т. 1.

15. Нікольскі Н.М. Жывёлы ў звычаях, абрадах і вераваннях беларускага сялянства//Працы секцыі этнаграфіі. Мн., 1933. Вып. 3.

16. Псковские летописи. М., 1955. Т. 2.

17. Седов В.В. Славяне Верхнего Поднепровья и Подвинья. М., 1970.

18. Романов Е.Р. Белорусский сборник. Витебск, 1891. Вып. IV. Сказки.

19. Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М., 1981.

20. Шпилевский П.М. Белоруссия в характеристических описаниях и фантастических поверьях// Пантеон, 1854. N 6.

21. Штыхаў Г.В. Ажываюць сівыя стагоддзі. Мн., 1974.

Еще очень много о культе змеи есть в книге "За смугою мифа", Ненадавеца А. М. К сожалению, не могу привести здесь цитаты, так как книга у меня только в бумажном варианте.

Еще касательно драконов можно добавить, что все эти радужные змеи, битвы молодцев с гадами и громовики, поражающие драконов - все это очень хорошо совпадает с топологической моделью магнитного пересоединения в токовом слое. Та, что для Солнца(от Сомова) так и зовется "Радуга". Собственно, Сомов сам и говорит "Сепаратор протягивается над нейтральной линией, как радуга над изгибом реки".

Старое магнитное поле, такое все устойчивое и всеобъемлещее - это Змей(или- Кощей), охраняющий свои богатства, лежащий на них, занимающий все небо. Когда новое магнитное поле всплывает в старое - это как добрый молодец идет на змея. Когда они сталкиваются, когда создается токовый слой и в нем копится энергия - это и есть "битва", кто кого Потом этот слой прорывается, происходит магнитное пересоединение, поля переобъединяются, а остатки слоя вываливаются в разные стороны - это составлявшие плазму ионы, электроны, атомы, они летят, тормозятся, генерируя высокоэнергетичные кванты. Получившееся объединенное поле в последующем само будет "атаковано" новой магнитной петлей, поглощено ей в процессе "токовый слой - пересоединение на сепараторе" - и этот процесс может повторяться бесконечно.

Сегодня напрямую наблюдать такие процессы в приповерхностной атмосфере довольно сложно - интенсивность мала и они очень маскируются другими явлениями. Но

1. Предки индоевропейцев жили на севере, полярные сияния и возмущенная ионо-магнитосфера для них не были секретом, а исследования радиофизика А. Максурова показывают, что и вопросы локальных магнитных ловушек(на которых и идет пересоединение) тоже были интуитивно им понятны - как понятны они местным кочующим оленеводам.

2. В прошлом солнечная активность и солнечно-земные связи, возмущающие магнитное поле Земли глобально и локально, могли быть значительно мощнее, чем сейчас. Например, из-за катастрофических астрономических явлений. Возможный кандидат в такие - взрыв Сверхновой Сириуса сколько-то тысячелетий назад. Во всяком случае, после этого в атмосфере Земли очень долго должны были наблюдать очень красочные и не самые безобидные явления, имеющие магнитно-плазменную природу и по причине высокой энергонасыщенности вполне описываемые магнитоплазменной топологической моделью.

3. Знания о физике Солнца(и др. звезд) древних обитателей Земли могут быть сильно приуменьшены. Их источник, характер и объем являются предметом дискуссий и спекуляций, возможно, что-то можно "вытащить" из легенд, но сам по себе момент - возможное глубокое знание древними особенностей процессов энергомассового переноса/обмена в Солнечной системе - надо учитывать.

Убрал внешнюю ссылку "криптозоология в странах Балтии" (как-то так), ведущую на несуществующую страницу.

Еще кое-что по этой тематике, связанное с обитанием в полесье неких мифических существ, на которых положили глаз криптозоологи:

Гипноз пушкинского обаяния оказался настолько велик, что ему поддались писатели, казалось бы, досконально изучившие вопрос. У А.И. Куприна есть рассказ «Серебряный волк», основанный на полесских легендах. (Полесье — пограничная область между Украиной и Белоруссией в бассейне реки Припяти, где сохранялись древнейшие обычаи и предания; после аварии на близлежащей Чернобыльской АЭС жители Полесья покинули своё место обитания. Так погиб уникальный заповедник древней славянской культуры.) В нём рассказывается о том, как весёлый парень Стецко, любовь и надежда родителей, вдруг стал пропадать из дому по ночам. Когда же его отец решил проследить за его отлучками, он с ужасом увидел, как сын превратился в огромного волка. И тогда он понял, что Стецко стал вовкулаком. К этому слову Куприн делает характерное примечание: “Вурдалак, упырь”. Однако герой рассказа обращался не в мертвеца, а в волка. Но такова была сила заложенной Пушкиным традиции, что всякий оборотень представлялся вурдалаком и упырём.

 

Что же касается вовкулака, то это знакомый нам волколак, но в полесском (смешанном украинско-белорусском) произношении: вовк — по-украински “волк”. Происхождение этого слова не вызывает особых затруднений. Родственные слова имеются в других славянских языках: болгарское върколак, сербохорватское вукодлак, чешское vlkodlak, польское wilkodlak. Вторая часть этого слова сравнивается с церковнославянским — “шкура, волосы”. Итак, волколак — это “волчья шкура”, подходящее название для того, кто её время от времени сбрасывает. Есть, правда, и другая версия происхождения этого слова, предложенная выдающимися лингвистами и культурологами Вяч.Вс. Ивановым и В.Н. Топоровым. По их мнению, вторая часть этого слова связана не столько с длака (шкура), сколько с литовским lokis (помните новеллу П.Мериме «Локис»?), древнепрусским clokis (медведь). Таким образом, волколак — это “волко-медведь”.

Научный сотрудник Института языкознания РАН Константин КРАСУХИН. ОТКУДА ЕСТЬ ПОШЛО СЛОВО. Вурдалак. Упырь.

Вот свидетельство человека высочайшей Культуры, русского писателя Ивана Тургенева. В молодости, охотясь в Полесье, он встретил кого-то, очень похожего на троглодита. Ужас, оставшийся в его сознании от этой встречи, преследовал писателя всю жизнь. Много лет спустя он рассказал историю французским друзьям. Вот что пишет об этом Мопассан: "Я вспомнил историю, которую рассказал нам Тургенев... Будучи еще молодым, он как-то охотился в русском лесу. Он бродил весь день и к вечеру вышел на берег тихой речки. Она струилась под сенью деревьев, вся заросшая травой, глубокая, холодная, чистая. Охотника охватило непреодолимое желание окунуться в эту прозрачную воду. Раздевшись, он бросился в нее. Он был высокого роста, силен, крепок и хорошо плавал. Он спокойно отдался на волю течения, которое тихо его уносило. Травы и корни задевали его тело, и легкое прикосновение стеблей было приятно. Вдруг чья-то рука дотронулась до его плеча. Он быстро обернулся и увидел странное существо, которое разглядывало его с жадным любопытством. Оно было похоже не то на женщину, не то на обезьяну. У него было широкое морщинистое гримасничающее и смеющееся лицо. Что-то неописуемое - два какихто мешка, очевидно, груди - болтались спереди. Длинные спутанные волосы, порыжевшие.

 

от солнца, обрамляли лицо и развевались за спиной. Тургенев почувствовал дикий, леденящий страх перед сверхъестественным. Не раздумывая, не пытаясь понять, осмыслить; что это такое, он изо всех сил поплыл к берегу. Но чудовище плыло еще быстрее и с радостным визгом касалось его шеи, спины и ног. Наконец, молодой человек, обезумевший от страха, добрался до берега и со всех ног бросился бежать по лесу, бросив одежду и ружье. Странное существо последовало за ним. Оно бежало так же быстро и по-прежнему повизгивало. Обессиленный беглец - ноги у него подкашивались от ужаса - уже готов был свалиться, когда прибежал вооруженный кнутом мальчик, пасший^стадо коз. Он стал хлестать отвратительного человекоподобного зверя, который пустился наутек, издавая крики боли. Вскоре это существо, похожее на самку гориллы, исчезло в зарослях". Храбрость пастушонка объяснялась тем, что он встречал существо и до этого.

http://anomalia.kulichki.ru/text/932.htm

Из книги академика Б.А. Рыбакова “Язычество древних славян“:

Загадочно было то, что во всех губерниях России центральная фигура игры именовалась “Яшей”, хотя это не требовалось ни рифмой, ни каким-нибудь ассонансом. Разгадку дало обращение к белорусским записям середины XIX в.

Сядить Ящер Сяде Ящер под пирялущем

У золотым кресле, На ореховым кусте,

У оряховым кусте Где ореховая лусна,

Орешачки луще. - Возьми собе девку,

- Жанитися хочу, Котораю хочешь…

- Возьми собе панну,

Котораю хочешь,

Котораю любишь…

 

На месте непонятного Яши оказался архаичный Ящер, хозяин подводно-подземного мира. Игра, изображающая выбор невесты Ящером, может являться трансформацией древнего обряда принесения девушек в жертву дракону-ящеру. Отголоском таких жертвоприношений является поверье, что водяные женятся на утопленницах.

 

Признаки культа ящера-”крокодила” особенно заметны в Новгороде, где их можно проследить до X в. н. э., но истинную хронологическую глубину этого бесспорно архаичного культа мы определить не можем. Удалось лишь уловить момент окончательного забвения старого содержания: на рубеже XIX и XX столетий Ящер заменился Яшей.

Для смысловой и хронологической расшифровки обрядов, игр, песен и изобразительных сюжетов необходимо привлечение самых разнородных материалов и широчайшее поле сопоставлений. В белорусском Полесье существовал в XIX в. праздник весеннего пробуждения медведя (24 марта, накануне христианского благовещения). Крестьяне готовили специальные кушанья и, одевшись в шубы шерстью вверх, плясали ритуальный танец, подражая движениям просыпающегося медведя. Праздник назывался “комоедицы”. У древних греков тоже был весенний медвежий праздник, и он назывался “комедией” (от “комос” - медведь). От веселых песен, плясок и шуток этого медвежьего карнавала пошло и позднейшее наше название комедии. Следовательно, традицию белорусских комоедиц необходимо возводить по крайней мере к далекому индоевропейскому единству, когда одно и то же название одинаково означало охотничий медвежий праздник. Однако точной даты возникновения подобного праздника у нас нет.”

И далее про крокоделов:

Ну и теперь очень научное исследование про очень несерьезный лубочный образ коркордила:

Богданов К. О крокодилах в России

 

… Русский средневековый грамотей не слишком хорошо представлял, что такое крокодил, но он знал, что это нечто страшное. По описанию внешнего облика это существо напоминало легендарно-фольклорных змеев, драконов и соответственно связывалось с пугающими образами дохристианского и/ или антихристианского мира. В. В. Иванов и В. Н. Топоров утверждали в свое время, что славянские производные с корнем -kark связаны с т.н. основным мифом — борьбой Громовержца со Змеем (или Драконом).

 

… Более существенным представляется замечание А. В. Юдина, отметившего, что в ряду имен лихорадок в русских заговорах встречается имя «коркодия» (рукопись XIX века из Костромы) и напомнившего в этой связи о литовском karkas — слове, обозначающем дракона, чудовище.

 

Ко времени Петра исследователи относят появление лубочного изображения «Баба-яга едет с Крокодилом драться», известного в двух сравнительно близких вариантах, ранний из которых датируется оттиском 1766 года. Баба-яга изображена в профиль с кривым носом сидящей верхом на свинье; в правой руке она держит вож жи, в левой пест. Волосы ее распущены, за поясом заткнуты топор и грабли. Изображенный напротив Бабы-яги «крокодил» меньше всего похож на реального крокодила: это чудище с человеческим лицом, бородою, звериными лапами и пушистым хвостом. Он сидит на задних лапах с поднятыми передними лапами, как бы готовый к драке. Между Бабой-ягой и «крокодилом» изображена бутылка, а в левом нижнем углу — стилизованный кораблик. Поверх изображения надпись: «ЯГА БАБА ЕДЕТЪ СКОРКОДИЛОМЪ ДРАТИСЯ НА СВИНЬЕ С ПЕСТОМЪ ДАУНИХЖЕ ПОКУСТОМЪ СКЛЯНИЦА СВ I НО». На втором варианте изображения надпись несколько изменена: «БАБА ЯГА ДЕРЕВЯНА НОГА ЕДЕТЪ СКАРКАРКАДИЛОМЪ ДРАТИТИСЯ НА СВИНЬЕ СПЕСТОМЪ СТОИТ ВИНА».

http://kraevedenie.net/2009/10/09/yashher-russkaya-igra/

http://kraevedenie.net/2009/10/09/yashher-russkaya-igra/2/

Кстати, вот интересная ссылочка еще: Бобры нападают на человека. Когда-то давно, будучи в невероятных по красоте местах Полесья, я и подумать не мог, что, вернувшись в них спустя много лет, окажусь свидетелем событий страшных и загадочных...

И еще:

На Припяти ловят... крокодила

Просмотров: 293 | Дата: 04.01.2010 | 16:08:40

 

Жить гораздо интереснее, если верить, что рядом, возможно, притаилось чудо. И не просто верить, а искать с ним встречи. Руководитель калужской группы по изучению тайн и загадок Земли "Лабиринт" Андрей Перепелицын приехал недавно на поиски чуда в белорусский Пинск. Среди его коллег - российских "аномальщиков" - недавно распространилась информация о том, что в болотах по берегам Припяти обнаружены крокодилообразные существа. Сказать "крокодилы" мне не позволяет только профессиональная привычка подбирать выражения, а Перепелицыну - главная заповедь исследователей непознанного: "Все допускать, но ничему не верить".

 

Следы крокодилообразных на Полесье калужанин обнаружил быстро, правда, пока лишь в местном фольклоре. В деревне Стайки, что расположена в районе Гнилой Припяти - большом урочище к югу от Пинска, до сих пор живы предания о земноводном по прозванию "смутак" - хозяине болота. Песни о "большом змее" спели Перепелицыну в селении Паре. А историю про "короля-ужа" рассказали в деревеньке Альманы, что на Столинщине. Смеяться не надо - предания и песни сельчане не сочиняют "влет" и без причины. Вообще, тщательный сбор и вдумчивый анализ фольклорного материала являются одними из главных исследовательских приемов такой науки, как криптозоология, ведущей поиск животных, существование которых не является доказанным и признанным. В криптозоологии такие виды получили название "криптиды". Вспомним шотландского Несси - героя многих газетных сенсаций второй половины прошлого столетия. Или "летучего гада", якобы гнездившегося в болотах на севере Ленинградской области.

 

В летописях Киевской Руси змееподобных существ на коротких лапах, обитавших, по свидетельствам очевидцев, в новгородских, околоднепровских болотах и некоторых других местах, именовали "лютии звери - коркодили". Возможно, их же рисовали на шаманских бляхах финно-угорские племена; найдены сотни изображений "коркодила" с непропорционально большой головой и длинным изогнутым рогом на нижней челюсти. Совсем не исключено, по мнению Андрея Перепелицына, что где-то "коркодилы" живут и благоденствуют до сих пор.

 

Впрочем, свидетельства о припятском крокодиле, собранные калужским исследователем, оказались не столь сенсационными. И тем не менее Андрей остался доволен результатами поездки. Повторять его путь через Гнилую Припять я не стал. Вместо этого решил обсудить саму возможность существования "криптид" на юго-западе Беларуси с зоологом, ведущим научным сотрудником отдела проблем Полесья Национальной академии наук Беларуси Виктором Демянчиком.

 

- Не может быть, чтобы такая труднопроходимая местность, как Белорусское Полесье, существовала "без ничего" в народном творчестве, - поддержал криптозоолога представитель официальной науки. - Еще в 1903 -1906 годах пытливый исследователь, граф Василий Шнитников, работая на Пинщине, отмечал, что этот регион обладает чуть ли не самой густой речной сетью на территории Российской империи. И водоплавающему гаду вроде крокодила там есть где спрятаться.

 

- Вы серьезно?

 

- Вполне. Два года назад мне приходилось слышать рассказ рыбаков в Столинском районе, видевших, как ночью на берег Припяти выползало огромное, метров пять длиной, существо. Было это недалеко от места впадения в Припять речки Случь, между Микашевичами и Ольшанами.

 

- Так как же это можно объяснить?

 

- Знаете, у нас на реке Мухавец, в черте Бреста, есть место, где в мае можно наблюдать удивительную картину. Из воды у самого берега вдруг показывается огромная голова, похожая на бычью, а за ней - мощное туловище. Голова некоторое время покачивается над водной гладью, затем исчезает. Кто бы, вы думали, это мог быть? Ответ науке известен: сом обыкновенный. Встречались представители этого вида весом до 350 килограммов и длиной до пяти метров - размеры самого большого в мире нильского крокодила. Конечно, немногие видели такую рыбину живьем. И поверьте, те, кому посчастливилось, испытывали настоящее потрясение.

 

При таких огромных размерах сом далеко не всегда может найти себе подходящее пропитание в реке. Разве что проглотит сородича поменьше весом. Или идет на мелководье и ловит, например, бобра, маленькую косулю, подошедшего к водопою кабанчика и т.д. Плюс ко всему сом, исходя из своей морфологии - внешнего строения тела, - в критических случаях может вылезать из воды и ползать по берегу, как и некоторые более мелкие рыбы - те же вьюн и налим.

 

- Объяснение правдоподобное. Но что, если не сом?

 

- Ну, если не сом, тогда остается белуга - самая большая пресноводная рыба планеты, весом до тонны. Еще в начале прошлого века белуги встречались в водах Днепра и даже Припяти. Нынче в Беларуси белугу не сыщешь. Единственный оставшийся у нас представитель осетровых - стерлядь, которая, возможно, еще плавает в Припяти.

 

- А мог бы прижиться в белорусских водоемах настоящий крокодил, если бы какой-нибудь состоятельный шутник рискнул привезти его из Африки и выпустить здесь на волю?

 

- В середине прошлого века по Мухавцу уже плавал крокодил. Его тогда заметила женщина, гулявшая с ребенком по набережной. Испугалась, закричала, позвала милиционера. Тот принялся палить в рептилию из пистолета. А крокодилу хоть бы хны! Собралась толпа. Нашлись смельчаки, пожелавшие изловить пуленепробиваемого гиганта. И изловили. Крокодил оказался... хорошо набитым чучелом крокодила. Сейчас оно находится в музее Брестского госуниверситета имени Пушкина. А если без шуток, то пребывание в белорусских водоемах настоящего крокодила исключено, даже если бы его привезли и выпустили туда. Не переживет зимовку.

 

- Выходит, криптозоологи из Калуги обманывают себя, желая в обычном видеть запредельное?

 

- Они делают очень полезное дело. Знаменитый Пржевальский ведь тоже верил в "снежного человека" и усердно искал его. Попутно сделал много других замечательных открытий. Так и пинский "крокодил" - пусть живет! Хотя бы в качестве "приманки" для туристов.

http://stalker-gsc.ru/blog/na_pripjati_lovjat_krokodila/2010-01-04-1096

– Выдуманные? – наш проводник, местный краевед Валадар Шушкевич, явно возмущен.

– Я сам писал заметку о цмоке в Лепельском озере. В редакцию звонил житель деревни Юрьевка, рассказывал, что видел, как из озера показывалось огромное чудовище с крыльями и змеиной головой. Ночью он его видел… Не забывайте, что даже в Статуте Великого княжества Литовского написано:

 

"Tеж уставуем: зверов спракавечных стародавнiх цмоков iж нiхто не мает бiтi альбо мучiтi в неволе, як цмок той у пущех або сенажатех гуляет, або теж у болотi сiдiт, або теж прыходiт до замку поестi. А хто цковал тово цмока i шкоду ему учiнiл, або горш тово зобiвшi гэтак с корыстiю схоплены быв, то мает той платiтi сорок рублев грошей або бiтым пугою на пляцы местскiм мае быть".

http://news.tut.by/kaleidoscope/259947.html

Собственно история с минской "ящерицей" оказалась заимственной из книги Г. Штыхова "Ажываюць сiвыя стагодзi". Мн.: Народная асвета, 1974. С. 153

"Што магло быць на месы Татарскiх агародаў у старажытныя часы? На планах Минска XVIII-XIX стагодзяў тут паказана вяликае балота. Яно прыкрывала замак з паўдневага боку.

У балоце нават вадзiлiся падобныя да кракадзiлаў буйныя яшчаркi даўжыней да паловы метра. У 1885 годзе был злоўлены апошнi "минскi кракадзiл". Яго чучала доўгi час захоўвалася ў кабiнеце дырэктара рэальнага вычылiшча".

Откуда у автора эти данные, особенно про "1885 год" неизвестно...

В тему белорусских цмоков:
 

СМОК, -а, м. Вясёлка, радуга. Ах, якей сёньні вялікі смок стыяў на небі пысьля дажджу – проста на ўсё неба была дуга. Ушакі Чэрык. /С. 412.

ЦМОК, -а, м. Цмок, дракон, змей. Сьвяты Юрый забіў цмока, што людзей еў. Цацэнь Аршаншчына. /С. 482.

ЦМЫКТАЦЬ, дзеясл. Смактаць. Дзед як вазьмець цмыктаць сваю піпку зраня, дык ды абеду цмокча і ні вынімаіць з зубоў. Хвёдараўка Краснап. /С. 482.

Бялькевіч І.К. Краёвы слоўнік усходняй Магілёўшчыны. Мн.: Навука і тэхніка, 1970.

В 24.10.2005 в 20:40, Гость necton сказал:

- Ну я знал что понравится:]]] А вот чёрный крокодил без лап, и большой тёмный тритон - мне покоя не даёт. Неужто уцелели гады.

В Японии водятся большие черные саламандры. Думаю, что-то подобное у нас могло водиться. Животные не сильно поворотливые, могли их истребить к 20 веку, а то  и раньше. Вот тебе и цмок.

Я развил эту тему вот тут: https://www.ufo-com.net/publications/art-11115-mifologicheskie-presmykaushiesia.html