Этимология слов "гость" и "погост"

А то, в отличие от украинского, в белорусском я мало что понимаю

Мы тебе не верим Белорусский - это слегка упрощенный русский, ты должен его понимать Его-то и отдельным языком можно назвать лишь с натяжкой.

Простите за долгое отсутствие) А можно хотя бы в общих чертах перевести содержание статьи? А то, в отличие от украинского, в белорусском я мало что понимаю

перевод:

Гость, один из основных культурных концептов белорусской духовной традиции. Э. Бенвенист выводил происхождение семантики этого слова еще из индоевропейской древности. Г. - чужой для коллектива человек, в одной из возможных ситуаций - чужеземец-враг (например, лат. Hostis - "враг"), который входит с хозяевами в отношение обмена подарками (сравн. "гостинец" - подарок, а также главный смысл гостевания - угощение и пир). Таким образом, посредством этих подарков между хозяевами и чужаками возникают взаимоотношения, связи, даже взаимные обязательства.

В результате этого семантика слова "гость" стала идеальной для обозначения бинарных противопоставлений свой/чужой, "этот свет"/"тот свет", а таже начало использоваться как маркер для обозначения медиатора или медиативного объекта в мифопоэтическом творчестве. Оно было приспособлено к многочисленным конретным обрядовым ситуациям и, в первую очередь, для обрядов перехода.

Наиболее часто в белорусском народном творчестве Г. называют покойника. Он как бы уже находится на пограничье обоих миров и в это время пока не принадлежит ни одному из них. В гости принимают дедов, души умерших предков. Г. называют калядующих и волочебников. В белорусском фольклоре распространен сюжет, в котором Г. - неузнанный бог или святой. Часто он появляется в виде нищего и хочет воспользоваться обычаем гостепреимства. Когда ему отказывали - хозяев ждала беда.

Примеры: в деревню прищел Г. - Иисус Христос или святой в виде дедка (нищего) и попросился переночевать или поесть. Хозяева не пустили его, и только одна бедная женщина (вдова или девушка) пустила дедка в дом. Утром он говорит женщине идти ща ним и не оглядываться. Когжа они отправляются, сзади слышится шум, и женщина оборачивается. За это Бог превращает ее в камень, а на месте деревни возникает озеро (Белыничи, д. Деревная Слонимского р-на). Или девушку превращает в кукушку, а деревню в камни (д. Ружаны Слуцкого р-на).

Название речки Доброгощи, на берегах которой сформировалась деревня Доброгоща (Жлобинский район Гомельской области), означает "добрый гостевой путь". В прошлом Доброгоща, по-видимому, являлась местной водной торговой дорогой, выходившей к Днепру.

Рогалев, "Скрытый смысл...", С. 109.

Гость 'умерший' (блг. гостенин, блр. госьцик почасный) и соотносимые с ним погост, гостить, гасьтювать - такая же характерная лексема погребального обряда, как друг, дружка - свадебного. В семантике гостя как обрядового термина мы можем различить разные слои истории значения этого слова от 'враг' —> к 'гость' в современном смысле (семантическое развитие, общее для индоевропейских языков). Гость в обряде имеет прежде всего значение 'чужой' со всей многозначностью семантики 'чужого': он 'враг' живых постольку, поскольку умерший - воплощение самой смерти, как показывают многие обрядовые акты; в то же время он божественный «чужой» - как посланец в загробный мир дедов. Не будет большой натяжкой увидеть в обрядовом гость и семантику 'торговец': см. многочисленные акты типа брест. куплять мисце, влад. выкупить место, сарат. местечко купить, заплатить за умершего блг. вами (налоги за скот) и пътнини (подорожные налоги); см. одну из мотивировок вкладывания денег: «щоб скот с ним не пошел» (полт. [Зеленин 1914-1916, 1103]. Гость имеет также значение 'путник', 'постоялец', 'временный обитатель', причем как в родном доме, так и в загробном (комр. гостенин на Страшния суд) - см. такие термины кладбища, как заонеж. гостьбище, гостебище, общерус. погост (при диал. погость 'удаленный постоялый двор' и др.-рус. гостинецъ 'большая дорога').

 

Седакова О.А. Поэтика обряда. Погребальная обрядность восточных и южных славян. М.: Индрик, 2004. 320 с. С. 136.

Слово «погост» вслед за этимологической работой А.А. Потебни (1883) понималось как «стан для дружины, собирающей дань, полюдье». В средневековой Руси погосты превратились в центры сельской округи (нескольких деревень), где рядом с сельской церковью располагалось кладбище – на него было перенесено название «погост». Проблема заключалась в том, что сам термин воспринимался как обозначение пункта, где «гостит» - временно пребывает дружина, но некрополи вокруг упомянутых поселений свидетельствуют, что дружина стояла там постоянно. Суть дела здесь в значении древнерусского термина «гость», относящегося не только к купцам, занятым международной торговлей, сведения о которых обнаруживаются уже в договорах руси с греками: права русских гостей защищал уже договор Олега (ПВЛ. С. 17). Существенно, что гости были членами княжеской дружины наряду с послами («слы» наделялись по договору Игоря 944 г. золотыми печатями, гости – серебряными – ПВЛ. С. 24). Естественно, гости останавливались на погостах, будучи участниками контролируемой княжеской властью международной торговли.

 

С.Б. Веселовский отмечал, что на Смоленщине «большая дорога, в отличие от малых проселочных дорог, называется гостинцем» (Веселовский 2008. С. 35-36). Но «гостьба» не сводилась к торговым мероприятиям – она была связана с перераспределением тех богатств, которые концентрировались в становящейся на Руси городской сети (ср.: Ключевский, т. 1. С. 141; праслав. *gostitva – «угощение, званый пир», вид повинности в польском Поморье – ЭССЯ, вып. 7. С. 66). Более того, слово «гость» в контексте естественного языка означало и явившегося в свой мир чужака: в ПВЛ они упоминаются как раз в связи с конфликтом между мятежными древлянами, убившими князя Игоря, и его вдовой Ольгой, которую их «лучшие мужи» явились сватать за своего князя Мала. Узнав о сватах, Ольга сказала: «добри гостье придоша» (ПВЛ. С. 27). В традиционной славянской (прасловянской) культуре концепт «гость» означал и свадебный поезд и сватов; так могли называть и умерших предков, которых зазывали в дом на поминальную трапезу (см. Невская 1993; СД. Т. 1. С. 531-533; ЭССЯ, вып. 7. С. 66-69).

 

Из контекста летописного сообщения очевидно, что «места и погосты» были основаны Ольгой по всей земле: из городов, помимо Киева, названы Новгород и Псков, что, видимо, подчеркивало подвластность Северной Верхней Руси Киеву, из важнейших речных магистралей, на которых стояли места и погосты, - Днепр, Десна, Мета. В.Л. Янин (2004. С. 127-130) обратил внимание на то, что среди этих речных путей не названы Волхов, Ловать, Шелонь. Видимо, эти речные магистрали были давно «освоены» княжеской властью: помимо Новгорода, на Волхове располагались Ладога и Городище; на Ловати также известен Городок – поселение Х в.

 

При обсуждении того, как соотносятся системы полюдья и погостов, В.Л. Янин отметил, что погосты распространены были по преимуществу в Новгородской земле, а кроме того – в Смоленской (судя по документам Смоленской епархии XII в.) и Ростово-Суздальской (летописные свидетельства о погостах, начиная с восстания волхвов в 1071 г.). Таким образом, система погостов оказывается распространенной а областях, где некогда жили словене, кривичи и меря – племена, призвавшие варягов. (...)

 

Поселения, типологически сходные с Гнёздовом и Тимерёвом и связанные в единую систему – сеть, - известны и на севере, и на юге. В.Л. Янин писал, что полюдье как «форма эксплуатации княжеских домениальных земель» сохраняется и после реформы Ольги в 947 г. Дело, однако, в том, что общерусское полюдье охватывало отнюдь не только Русскую землю в узком смысле, а и другие славянские земли. Игорь погибает у древлян, видимо, считая себя вправе собрать больше дани с племени, с которым не было традиционных договорных отношений. Эта громоздкая система общерусского полюдья с разъездами княжеских дружин по всем землям, включая, во всяком случае, Верхнее Поднепровье, и была реформирована Ольгой, и эта реформа имела общерусское значение. /С. 232-234.

 

...Сеть погостов охватила в Х в. всю территорию складывающегося древнерусского государства. Однако к концу Х в. большая часть погостов, равно как и часть других поселений, затухает, уступая место русским городам. /С. 241.

 

Согласно ПВЛ, сразу после крещения Руси в 988 г. Владимир раздал сыновьям русские города: «посади Вышеслава в Новегороде, а Изяслава Полотьске, а Святополка Турове, а Ярослава Ростове. Умершю же старейшему Вышеславу Новегороде, посадиша Ярослава Новегороде, а Бориса Ростове, а Глеба Муроме, Святослава Деревех, Всеволода Володимери, Мстислава Тмуторокани» (ПВЛ. С. 54). Итак, Ярослав оказался в Новгороде после очередной общерусской реформы, проведенной великим киевским князем: вместо «мужей»-посадников, о которых сообщалось в связи с дениями Рюрика и Олега, в Полоцк, Смоленск, Ростов, Муром садятся княжеские сыновья... /С. 242.

 

...Таким образом, реформа Владимира пришла на смену старому «уставу» Олега и системе погостов Ольги, регулировавших полюдье: княжеская власть утвердилась собственно в русских городах. Туда, а не на погосты, должны были поступать государственные доходы, там княжеская администрация должна была распределять их. ... Основной силой, на которую опиралась и от которой во многом зависела княжеская власть, становились горожане – новгородцы и кыяне, а не варяги, как следует из событий эпохи Владимира Святого и Ярослава Мудрого. Погосты долго сохранялись на периферии Древнерусского государства, в том числе и на землях тех неславянских племен, «иже дань дают Руси»: у чуди (ПВЛ. С. 129), у латгалов (летьгола в ПВЛ). /С. 243.

 

Политические взаимосвязи сети поселений в Древней Руси осуществлялись путем дифференциации и иерархизации функций властвования – подчинения, иногда – «компромиссного» сосуществования княжих и «племенных» (вечевых) центров. Собственно в эпоху становления государства вплоть до второй половины Х в. великокняжеская власть стремилась подчинить себе старые племенные территории не только путем навязывания «племенным» городам своих посадников, но и насаждением системы погостов – пунктов для сбора дани (полюдья) дружинниками. Несомненная связь перечисленных торгово-ремесленных поселений в Гнёздове, Шесовице, Тимирёве с дружинными курганами, а остатков их торгово-ремесленной деятельности – с обслуживанием дружины позволяет предположительно соотнести эти поселения с главными погостами, центрами регулярного сбора дани.

 

Расположение великокняжеских погостов вблизи древнейших городов, вероятно, указывает на то, что их социальные силы – дружина – призваны были не только взимать дань, но и противостоять центробежным устремлениям племенной верхушки древнерусских городов – центров местной (племенной) округи. Очевидно, что, помимо политической – военно-административной функции, погосты наделялись функцией сбыта дани на международных рынках (Б.А. Рыбаков). Здесь также возможна дифференциация функций погостов и «племенных» городов как, по преимуществу, центров международных связей и центров местной округи (естественно, речь может идти лишь о преобладании той или иной функции, а не об абсолютном их противопоставлении. /С. 244.

 

Синтез функций осуществлялся в городах, подвластных князю (о его власти свидетельствуют, в частности, обнаруженные там дружинные древности и погребения). Это, прежде всего, Киев, Новгород, а также Чернигов, Ладога, Псков (некрополь которого включал дружинные погребения). Города, синтезировавшие различные функции, в том числе и функцию центра местной округи, оказались наиболее прогрессивными образованиями, тогда как погосты прекратили свое существование на основной государственной территории с прекращением общегосударственного полюдья и началом феодальной эксплуатации «волостей», зависимых от городов, где сидели князья и боярская знать. /С. 244-245.

 

Древнерусские источники свидетельствуют о превращении к XIII в. погостов в сельские поселения, отличные от городов. Лаврентьевская летопись сетует по поводу татарского разорения в 1237 г.: «и не(с) места... идеже не воеваша на Соуждальскои земли, и взяша городов 40 опрочь свободъ и погостовъ» (ПСРЛ, т. 1, стб. 464). В новгородских грамотах формулировка «кто купьць поидеть въ свое сто, а смердъ, поидеть въ свои погостъ» (ГВНП, № 6, 16) отражает, как показал В.А. Кучкин, разделение городской – сотской организации и сельской системы погостов, к которой «тянут» смерды (Кучкин 2008. С. 409 и сл.). /С. 245.

 

Петрухин В.Я. Русь в ІХ-Х веках. От призвания варягов до выбора веры. М.: Форум; Неолит, 2013. 464 с.