Велес - Волос - Власий (?)

Наткнулся тут недавно на одну интересную позицию, пересматривающую вроде как устоявшиеся положения по поводу славянского языческого божества Велеса. Автор - священник (Виталий Уткин, игум.), с историческим образованием, довольно грамотно разделавший одного к.и.н.
 

Распространенные в настоящий момент представления о Велесе-Волосе являются неким поздним весьма уязвимым литературно-историческим мифом. В настоящее время ставится под сомнение сама взаимосвязь имен Велес и Волос. Еще В.Й. Мансикка отмечал, что в ряде текстов летописей имена «Волос» и «Власий» являются взаимозаменяемыми, то есть Волос – «простонародная форма для христианского Власий и Влас».[9] Л.С. Клейн считает, что «скотий бог» Волос – это трансформированный образ св. мученика Власия, покровителя скота в Византии, а не самостоятельное языческое божество.[10] С его точки зрения, культ мученика Власия, мог быть занесен на будущую территорию Руси еще до принятия христианства, в VI–VII веках, когда славянские племена вторглись в Византию, более века там жили, а потом в своей массе отхлынули назад.[11] Поэтому он облекся в некую «языческую» форму. Рассказ об идоле Волоса из «Сказания о граде Ярославле», внимательно разбираемый В.В. Ивановым и В.Н. Топоровым[12] и использованный в диссертации П.Н. Травкиным,[13] не является местным преданием. Он заимствован автором этого сказания, выпускником киевской духовной школы архиепископом Ростовским Самуилом, из текстов польских писателей XVI века, оказавших влияние на Густынскую летопись. При этом имя Перуна просто заменено именем Волос для объяснения происхождения названия ярославской церкви св. Власия.[14] Уже М. Фасмер предполагал связь «Велес» с «велий (великий)» по той же модели, что «белёсый – белый».[15] Ю.В. Подлипчук, в своей работе, вышедшей в издательстве «Наука»[16], пишет, что «велес» в ранних письменных источниках означает не имя божества, а эпитет «большой», «богатырский».[17] Например, соответствующие топонимы он считает происходящими от этого эпитета[18], словосочетание «велесов внуче» в «Слове о полку Игореве» переводит как «богатырей внук».[19] Текст жития прп. Авраамия Ростовского, на которое опосредованно и через другого автора ссылается П.Н. Травкин[20], является весьма поздним.[21] Более того, исследователи за последние полтора столетия так и не пришли к единому мнению, когда же жил прп. Авраамий.[22] Ю.В. Подлипчук фразу из жития преп. Авраамия «близ страстного идола велеса» переводит как «вблизи идола большого (великого)».[23] То есть Волос может происходить от мученика Власия, а слово «велес» - означать нечто совершенно иное, например, эпитет «большой».
 
П.Н. Травкин пишет: «Велес принял образ святого Николы в христианстве»[24], и соотносит общественное действие, следы которого он называет «святилищем Велеса», с Никольскими братчинами.[25] Попытке обоснования связи Велеса с почитанием святителя Николая посвящены работы Б.А. Успенского (1982 г.)[26] и Т.А. Золотовой (1997 г.)[27], отсутствующие в списке литературы диссертации П.Н. Травкина.[28] Авторы исходили из «теории основного мифа» В.В. Иванова и В.Н. Топорова.[29] В настоящее время эта теория подвергнута основательной критике Л.С. Клейном (в том числе, критикуется якобы имеющаяся связь Велеса со змеем).[30] Б.А. Успенский предлагает обширный этнографический материал, но так и не приводит доказательств, будто бы существовало некое тайное почитание Велеса под именем св. Николая Чудотворца, или же в лице св. Николая люди, именующие себя православными христианами, осознанно почитали некое «нижнее божество».
...
Существуют две парадигмы, через которые можно воспринимать этнографический материал. Одна из них представлена дореволюционной русской «мифологической» школой (например, А.Н. Афанасьев) и ее советскими последователями, включая Б.А. Рыбакова. Они сводили всё к пережиткам язычества, то есть к существованию непрерывной из поколения в поколение преемственности языческих обрядов, символов, по сути, параллельной христианству религии или, как минимум, двоеверия. Другая представлена академиком Императорской академии наук Александром Николаевичем Веселовским. Он описывал процесс самозарождения мифологических сюжетов внутри христианского сознания, а также тесную взаимосвязь русского и европейского фольклора, существующего во вполне христианской среде. Подробнее об этом говорится в моей работе «Епископ Феодор и проблема «двоеверия».[43] Например, Б.А. Рыбаков пытается механически установить прямую связь между образами, порожденными самыми разными эпохами, что убедительно критикуется Л.С. Клейном.[44] Между тем, следует, скорее, говорить о проявлении архетипов коллективного бессознательного, воспроизведении сходных форм в разные эпохи. Это вовсе не означает существования единой преемственности некоей языческой традиции.
 
Источник

 
Интересно, насколько правомерна такая позиция, и если да, то в каких пределах.